Это что-то обычное, и как бы часто оно ни было, мы к нему не привыкаем: каждый день наши письменные дневники публикуются между 20 и 30 некрологов людей, которые умирают в нашей Наварре, в Памплоне. Некоторые из нас знают их, другие кажутся нам знакомыми, и часто некоторые из нас, из нашего района, из нашей среды, из нашей семьи ...
Люди умирают, но умирают не только другие, однажды настанет наша очередь и в тот день мы будем частью тех, кто осуждает это людям, которые перестали жить. Какую боль это вызывает у нас, просто думая об этом! Но это правда.
Некоторые читатели перестанут читать эту статью и упустят важный повод поразмышлять о смерти кого-то, своей собственной; как это бывает с другими, когда-нибудь это коснется нас, и хорошо помнить об этом и не забывать об этом, но спокойно, с миром и умиротворением; это закончилось, и важно то, что вы нашли нас с «руками, полными хорошего и личного удовлетворения».
Нам трудно принять этот факт смертиКак будто до нас было ее называть, и поэтому о ней никто не говорит.
Это культурное табу, одни стучат по дереву, другие говорят, пожалуйста, давайте сменим тему; и многие другие, в глубине своего уединения, видят возраст - в некрологах - тех, кто сегодня умер, и говорят себе: «он старше меня, для него нормально умереть», «черт, он моложе чем мне Какая неудача »,« Он моего возраста! »... и, у нас появляется комок в горле; только в интимной обстановке вы ритуализируете событие каждый раз, когда читаете газету.
Иногда - по крайней мере - собираем некрологи. Одного пациента мне пришлось собрать только тех, чей возраст был младше его, и положить в коробку: «Я побил этого, чтобы выжить!» А коллекция его некрологов росла.
Для многих смерть становится негативной навязчивой идеей, как будто не думая о ней, она никогда не наступала, или наоборот: думая все больше и больше - одержимость-, я удаляю ее от себя и избавляюсь от нее. Солер Серрано, пользующийся почтенной памятью, спросил гения Дали: «Идея смерти была еще одной навязчивой идеей его жизни». И наш гений ответил: «Да, но все меньше и меньше, потому что я буду иметь католическую веру и Я поверю в бессмертие души и когда кто-то верит в бессмертие, страх полностью исчезнет. Это был 1977 год, и 12 сентября этого года «Эль Мундо» переиздали по случаю смерти журналиста.
Он не должен быть слишком сумасшедшим, чтобы сказать то, что он сказал. Многие экзистенциалисты верили в бессмертие и близость смерти. Потому что смерть уравнивает всех нас, богатые умирают и бедные умирают, король умирает, а злодей умирает, но, веря в другую бессмертную жизнь, все становится легче, и мы не можем забыть простую поговорку моего народа: «со дня нашего рождения до смерти мы идем, нет ничего другого, что мы забываем или к чему мы ближе ». Это не может быть более реальным или более простым, но это воспитывает культуру забвения о великой проблеме, которая нас беспокоит.
Те, кто верит в загробную жизнь, верят, что есть другая жизнь, независимо от того, какое имя дано, но другая иная жизнь, новая, что глаз никогда не видел и не слышал чудес, которые Бог приготовил для тех, кто верит в Него; При таком убеждении смерть нас не так сильно огорчает, как раз наоборот: жизнь не заканчивается, она преображает и мы приобрели особняк на небесах без ипотеки и кредита, «С садиком и рекой там», чтобы счастье было полным.
Мы можем сказать вместе с Ганди: если бы смерть не была прелюдией к другой жизни, настоящая жизнь была бы жестоким издевательством. Наш поэт Мачадо сказал то, что уже сказал Эпикур: «Пока мы есть, смерти нет, а когда есть смерть, нас нет»… Потому что это нематериальное существо становится духовным и бессмертным.